Сейчас уже октябрь! Хоть я и не считаю дни, но я с уверенностью могу сказать что сейчас от 10 до 17 октября! Я живу в одной комнате с беркутом, который мне поганит жизнь, так как комната моя в аккурат для содержания только одного орла, а я там уже просто не вмещаюсь — маленькая комната в хрущевке. Вчера он развлекался тем что отойдя от шкафа. на расстояние которое ему позволял должик он дергал лапу , при этом взмахивая крылья производя шумовой эффект , поэтому я по ночью не спал — охраняя сон моего чувствительного к ночным шумам папы. Беркут долго жил в моей квартире, занимая ровно половину моей спальни. От скуки он начал в дополнение развлекать себя периодическими вокализациями. Сказать, что окружающие меня родители радовались было бы слишком сильно. Только сильная любовь к своему чаду, то бишь меня, удерживала от моментальной расправы над голосистым чудом природы. Мой отец , специалист мирового значения по тритию продолжал прятаться где только возможно, от ванны до туалета. Но и там приглушенные звуки доносились с правильностью хорошо метронома. Только полная темнота освобождала нашу семью от яростного соприкосновения с уголком дикой природы. Не скрою, уже тогда я хотел испробовать в охоте беркута, но к сожалению мой опыт не позволял мне этого. Я в ту пору занимался с ловчими птицами — ястребами, при полном отсутствии какой либо информации. Кстати . следует отметить , что и сейчас в начале 21 века, мы не страдаем от нее в русскоязычной литературе, скорее раздираемые информацией о сникерсах, памперсах и прокладках. Беркут своей мощью и интеллектом внушил мне глубокое почтение. И я не осмелился шагнуть далее простого кормления птицы на перчатке. Позже я не сумел, к сожалению взять себе беркута в пользование — эта птица не валяется свободно у нас под ногами, и кроме как в зоопарке, или в дикой природе трудно увидеть эту величественную, думающую птицу. И что говорить об охоте с ним.
Наш Алексей Мурашов по обыкновению опять разругался со Спицыным и ударил того по лицу! Бились они кулачным боем из за того, что Спицын хотел поставить в вольеру с хищными птицами 5 жёрдочек, а Алексей говорил, что, по его наблюдениям, достаточно 3-х жёрдочек. Спицын, используя свой директорский потенциал, надавил на Мурашова, но последовала непредсказуемая реакция в виде кулака в морду директору. Ну а дальше произошла абсолютно предсказуемый ответ в виде увольнения по собственному желанию Мурашова и отпуска его на вольные хлеба. Алексей Мурашов, предсказуемо используя свой диплом учителя биологии, моментально устроился на работу в качестве руководителя биологического кружка юннатов на Центральную Станцию Юных Натуралистов. Устроившись, Мурашов стал мне названивать и упрашивать и меня уволиться и перейти работать к нему в отдел — ему не хватало добросовестных увлеченных рабочих по уходу за животными. Работающая в то время этой должности (лаборант) на ЦСЮНЕ Маша Успенская ему совершенно не нравилась — она действительно была медлительной, хотя и очень доброй девушкой, являясь, как и ее сестра близняшка Александра полной противоположностью своему отцу — известному зоологу и профессору Саввы Михайловича Успенского. Я подумал, и согласился. Еще бы где мне найти такого рассказчика и балагура как Алексей Мурашов… К тому же пришли новые люди в пеликанник, и мне показалось, что такого, что было в 1978-1979 года уже не повторится. Алексей был кусочком того прошлого, к которому я прикипел всей душой, и это прошлое в лице Мурашова находилось на Центральной станции Юных натуралистов в Сокольниках и действовало под руководством другого директора Подтыкана. «Шеф»- как его тайно называли сотрудники станции. Я уходил из зоопарка в волшебную осеннюю пору. Желтые березки, облетевшие листья на земле ярко выделялись на фоне ясных солнечных дней, вовсю тенькали большие синицы придавая живой и несколько летний шум- все это казалось каким то возрождением былого жаркого, буйного и богатого событиями лета 1979 года.
Теперь я сотрудник центральной станции юных натуралистов (ЦСЮН), занимаю должность лаборанта и меня ужасно злит медлительность Маши Успенской. Та вальяжно передвигаясь, не спеша ходила между вольерами, забывая покормить и попоить то одних подопечных, то других. ЦСЮН состоял тогда из нескольких отделов — отдела аквариумистики — где я сошелся с ихтиологом Аркашей — подвижным человеком, знавшим о рыбах все… Я, будучи аквариумистом-любителем, полюбил каждый день наведываться к нему и наслаждаться зеленым водяным раем окружавшим Аркадия. Вел свой кружок таксидермистов и Юрий Блохин — известный куличатник. Я быстро присоседился к нему на обучение — и тот меня научил снимать шкурки с птицы и набивать чучела. Однако у меня чучела получались уродливые (их делали тогда по старой методике- из проволоки и пакли), а это меня очень раздражало, так как не хватало своего видения проволоки и пакли в роли естественной дикой птицы. Тут было необходимо художественное чутье, и набитая рука мастера, да и опыт наблюдателя орнитолога, а у меня тогда ни того , ни другого, ни третьего по определению не было. Поэтому мои собственные чучела лично у меня вызывали острое чувство сожаления, и в конце концов я забросил это неблагодарное дело. Но, тем не менее шкурки и тушки я все таки научился делать – что незаменимо в работе рядового профессионального орнитолога. По своей должности я непосредственно подчинялся заведующей отделом Фоминой- теткой доброй, но несколько бестолковой, и через это, нередко отдающей несколько неправильные команды по поводу содержания и кормления животных, и к тому же ведение юннатских кружком от нее откровенно попахивало дилетантизмом. Со свойственным юношеским нигилизмом меня это несколько раздражало, как впрочем раздражало, и Алексея Мурашова- который и был постарше меня лет на десять, но был еще более реактивным и вспыльчивым чем я. Я немного его сглаживал, так как уже привык к некоторой вспыльчивости в лице моего отца в своей жизни и играл по привычке роль миротворца.
— Ладно! Я вам скажу по секрету, — как то поделился с нами информацией наш шеф, — Фомина согласилась на новую должность, — и тут посмотрев на наши довольные рожи, подошел внезапно ко мне и потрепав меня по плечу продолжил, — Да, Алекс! Жаль когда уходит начальство, очень жаль! Не правда ли? — тут уж я не удержался от широкой улыбки…
Шеф и Александрыч (Мочалов) разгоряченные новой новостью продолжили разговор размахивая руками и интенсивно жестикулируя . Александрыч предложил поговорить с Владимиром Алексеевичем Остапенко по поводу приглашения того на должность заведующего отделом, а шеф предложил оплатить внеурочную работу в выходные дни наших сотрудников иногда вынужденных вести воскресную трудовую жизнь…… Итак, вместо Фоминой заведующим отделом стал пока Александр Мочалов. Наш добрый и несколько неуклюжий гений. Александр был человеком мягким, и в меру уступчивым , доверявшим профессионалом и не стремящимся навязать свое видение другим в противоположность Мурашову. Он не навязывал нам как следует работать с животными и с детьми. Но в то же время у него был и свой почерк работы, и он также вел кружок зоологов занимая нишу млекопитающих, в то же время, как Алексей заведовал орнитологической частью в ЦСЮНе… Но к сожалению недолго продлилось наше счастье — на место заведующего претендовала полноватая дама средних лет по профессии зооинженер…
Первое что она после прихода к власти начала делать — это жестко определила всем свои обязанности, и стала всех стравливать между собой. Былое разудалое товарищеское существование кануло в лету, стало подрываться различным интригами и наговорами инициируемые самой новоявленной заведующей. Новая заведующая которую нам было приказано величать Людмилой Михайловной являлась близким другом Подтыкана и поэтому спорить с ней было невозможно.
Несмотря на явное добродушие Подтыкана, он тем не менее вел свою теневую антисоветскую подрывную деятельность, характеризующуюся тем, что на территории ЦСЮНА была длинная одноэтажная гостиница старой постройки утопленная в землю. Там постоянно сидела женщина предпенсионного возраста являющаяся директором гостиницы и одновременно кассиром и бывшая по тайной информации бродящей среди сотрудников ЦСЮНА родной сестрой самого Подтыкана. Постояльцев в гостинице было всегда хоть отбавляй, да так что им даже не хватало мест для временного проживания. Неожиданное назначение новой заведующей было продиктовано очевидным желанием Подтыкана иметь на территории ЦСЮНА свое собственное подсобное сельскохозяйственное хозяйство для снабжения продовольствием гостиницы и семей приближенных к самому высокому начальству. Подсобное хозяйство завуалировали под нужды юннатов, которые по его разумению должны быть фанатами содержания кроликов, свинок, кур, гусей и пушных зверей. Юннаты — научники для него были нонсесом, капиталистическим ненужным довеском. И действительно, к нашему штату юннатов интересующихся дикими видами животных откуда то примкнули многочисленные глуповатые девчонки – юннатки жаждущие не новых знаний, а жаждущие потискать и поносить кроликов , ручных лис и ежиков на руках. Толку от них не было- они шлялись по дорогам ЦСЮНА с многочисленными морскими свинками, кролями и рыжей лисой «Машей». После познания глубин биологических наук новая заведующая их поила чаем с пряниками и конфетами, которые те, в свою очередь приносили из дома. Все этой действо заведующая обзывало ёмким словом — учебный процесс.
И действительно с той поры куры стали нести яйца которые шли в пищу, а жирные куры и кролики стали исчезать в неизвестном направлении. Выросшие меховые чудные песцы и лисы стали внезапно умирать от неизвестных всем заболеваний и также таинственно пропадать, как умершие в неизвестном направлении. В то же время кухня гостиницы Подтыкана существенно обогатилась свежими яйцами, мясом кроликов и кур, и это все вдобавок к продуктам растениеводства получаемых с оранжерей ЦСЮНА: репки, огурцов, помидор, картохи и укропа. Натуральное производство работало на полную катушку, а юннаты бродящие то тут то там служили ширмой подпольной советской работы руководства станции юных натуралистов. Работал целый завод по осваиванию бюджетных денег выделяемых на экскурсии, экспедиции и на просто на оснащение кабинетов и на корма для животных содержащихся на станции.
По вечерам заведующая стала уносить тяжелые сумки , которые вытаскивала из самых неожиданных мест, в том числе и из специальной комнаты зообазы, в которую заносились якобы для осмотра пропадавшие впоследствии сельскохозяйственные животные. То тут то там виднелась ее задница обтянутая белым халатом когда она кряхтя из нижнего ящика шкафа стоявшего в очередном коридоре выдирала очередную заполненную доверху сумку.
Заведующая не стала ограничиваться животными с зообазы — она стала впихивать в шкафы птенцов успешно размножающихся у нас средних попугаев-неразлучников и волнистых попугаев. Нет нет, а часто по вечерам из ее дамской сумочки неслось веселое попугайное чириканье, когда она неслась в очередной раз домой на автобус или трамвай. Дама через какое-то время обзавелась жигулями и ее муж уже на машине под конец рабочего дня подкатывал к станции юных натуралистов и грузил все возрастающие неясные баулы в свой автомобиль. Впрочем, она всячески отмежовывалась от своей машины, говорила что ее любезно подвозит домой ее знакомый. Знакомый был настолько обходителен, что ездил за ней каждый вечер.
Алексей Мурашов был самым популярным педагогом во всем ЦСЮНЕ — юннаты за ним ходили табуном внимая каждому его слову. Секрет Алексея был в том, что тот умудрялся одновременно и смеяться, и одновременно рассказывать о диких птицах, делиться воспоминаниями о своем богатом жизненном опыте касающимся отношений с женщинами и военной службой. Кладезь необыкновенных Мурашовских историй казался нам неисчерпаемым. Все это вносилось в уши юннатов с диким хохотом. С работы и на работу он ходил с тяжелым портфелем , в котором было все- и определители, и ножницы, и бумаги, и статьи, и шило, и рогатка из которой Мурашов любил постреливать в голубей и ворон. Он так навострился стрелять из рогатки что снимал серую ворону походя снизу с аллеи новой территории зоопарка целясь в ту, что сидела каркая на самой вершине зоологического мира, где впоследствии обосновался новый террариум Московского зоопарка. Лапки ворон он отрезал и сдавал в охотничье общество за пули. Лежала лупа. Это был человек- кузен Бенедикт естественник такой каким рисовало его тогдашнее советское телевидение . Немного чудаковатым охотником. В отличие от Бенедикта Алексей был быстрым и моментально реагирующим на все мелочи жизни которые его окружали. Наблюдательность Алексея в деле наблюдения за дикими птицами удивляла всех, кто бы с ним не встречался- от юннатов, до мастистых ученых. К Мурашову ходили юннаты- Пугачев Игорь, Залесский Сергей и многие другие. Всех ребят он с увлечением обучал и рассказывал о премудростях классической орнитологии. Исключением из всех внезапно оказался я, так как у меня оставалась обязанность кормить, убирать за многочисленными птицами. Строить им вольеры, оборудовать зоны их проживания, колотить ястребиные и соколиные присады, организовывать соколиные дворики . Одним словом создавать все условия для учебного процесса Алексея и его юннатов. К сожалению, мне пришлось удовлетворять все буйные фантазии моего неординарного но как оказалось в то же время деспотичного начальника. Поэтому, у меня часто не оказывалось времени даже для нормального сна , к тому же я постоянно работал внеурочно и конечно без всякой оплаты в свои выходные дни. Мурашов, как барин, приходил обыкновенно к очередной построенной мною конструкции и часто начинал ее нещадно критиковать. Часто начинал ругаться и заставлял все построенное мною ломать. Как я не убеждал его , в таких случаях что синица в руках лучше чем журавль в небе, Мурашов оставался непоколебимым:
— Нет Алекс, ты набил фанеру внахлёст, а надо было впритык, — рассматривая организованное мною с таким трудом комнату для содержания хищных птиц. Она была готова, оборудована соколиными присадами ее стены были уже залачены. У него почему то не было времени раньше подойти и помочь мне в строительстве соколиного дворика.
— Но у меня инструмент тупой, нечем точить зубья пилы, которую ты мне дал, — оправдывался я.
— К тому же такой способ применяется, например при набивке досок внахлест в деревнях. — Очень помогает против дождя, — уточнил я.
— Лучше бы ты ничего не делал, — набрасывался Мурашов на меня.
— Все ломай и переделывай, — срывался на крик тот, увидев мое нежелание ломать то что я с таким трудом построил в свои выходные дни. Он трясся от злости и махал руками.
— Ладно! Успокойся! – говорил я, и начинал сдирать основательно прикрепленную фанеру. Я отрывал фанеру, которую до этого находил на помойках. Это было очень сложное мероприятие сделать из ничего, что то хорошее. Требовалось найти строительный материал, выдрать откуда то гвозди, выпрямить их, а затем его обработать тупым ручным инструментом и прибить. При этом вся конструкция должна была выглядеть выпущенным с завода. Алексей был перфекционистом. Если у него что-либо не получалось, то он поступал очень разумно, он придумывал благоприятный образ, и всем об этом рассказывал. Как то он с упоением рассказывал всем, что у него сдуло весь вольерный комплекс. Невольно собеседник начинал воображать, что ветер был настолько силен, что поломал все вольеры. На самом деле Мурашовские вольеры представляли из себя раскатанный рулон сетки поставленный на попа, сверху затянутый обычной веревочной сеткой. Самое большее что мог сделать ветер это сдвинуть ее в сторону, но сами вольеры при этом не страдали. Их можно было восстановить за 30 минут из любого состояния. Ломаться там было нечему.
— Или все, или ничего, — обыкновенно говорил он. В этом отношении у меня была с ним разная жизненная позиция.
Последнее изменение: Май 24, 2022, 6:08 д.п.