Итак, под неусыпной стимуляцией нашего сенсея, я неожиданно для себя увлекся соколиной охотой но искусство ловить их на воле было скрыто за семью печатями. Не существовало никакой литературы на этот счет, кроме разве что книги Аксакова. Но и он описывал какую-то ужасную непонятную «кутню» для ловли ястребов, причем из руководства к эксплуатации этого изделия, призванного автоматически ловить хищных птиц, было совершенно непонятно ни как строить, ни как пользоваться этой громоздкой штуковиной. Ее делали из громадного количества деревянных брусьев и подъемных дверей из того же бруса с разновесами, которые под собственной тяжестью захлопывали отверстие ловушки.
Некоторые знатоки, Алексей не был в этом смысле исключением, усиленно делали вид, что для них ловля хищных птиц представляет в сущности плевое дело, но никак практически не воплощали такую простоту в жизнь. Только благодаря тому, что я начал работать в Московском зоопарке, мне удавалось иногда брать для своих нужд птиц из числа доставляемых посетителями. А приносили они решительно все, что характерно для средней полосы: и обыкновенных канюков, и пустельг, кобчиков, и всевозможных луней, и, конечно же, традиционно охотничьих птиц, таких, как ястребы-тетеревятники и ястребы-перепелятники.
Часто приносили под видом хищных птиц стрижей, называя их птенцами соколов, считая огромную развевающуюся пасть и крепкие острые когти на лапах несомненным признаком сокола, а не какой-либо другой птицы. Одна женщина даже весьма оскорбилась при сообщении, что эта птица относится к отряду длиннокрылых , а никак не к отряду дневных хищных птиц. А ведь стриж (Арus арus) — одна из самых удивительных птиц, летающая со скоростью до 160-170 км/ч, способная купаться, пить и даже спариваться на лету. Одной из замечательных особенностей этой маленькой горластой птички, наводняющей городской пейзаж неповторимыми высокими криками, является способность понижать температуру тела при бескормице и таким образом, ровно как хомяки или медведи переживать неблагоприятные условия существования. Даже попадая в силу обстоятельств на землю и прекращая на время дегустацию блюд из насекомых, они ощутимо холодеют, в чем очень просто убедиться, взяв птичку в руки и сравнив с таким же по размеру представителем из другого пернатого отряда.
У меня дома перебывали почти все приносимые в зоопарк хищные птицы, но как правило они были в большинстве случаев инвалидами. Поэтому для того чтобы адекватно владеть ситуацией в поле были необходимы здоровые как в физиологическом так и в анатомическом плане птицы. К тому времени я освоил ловлю ястребов. Также мне нравилось работать с птенцами. Находил ястребиное гнездо и забирал одного птенца, честно делясь с пернатыми родителями. Обычно в гнезде у тетеревятника было от двух до четырех птенцов. Поэтому имел возможность из года в год пользоваться гнездовой территорией одной и той же ястребиной семьи. Вообще то ястребиная семья имеет на своей территории несколько гнезд, которые они меняют из года в год как бы по кругу, при этом иногда разбирая, как рачительные хозяева, старое гнездо на строительство или ремонт нового. Они всячески охраняют свой участок от всевозможных агрессоров, хотя врагов, пожалуй, у них весной, кроме человека, нет. Самец, как самый маленький и шустрый ( у дневных хищных птиц самцы значительно мельче самок), уходил рано утром на охоту на близлежащие фермы, где вылавливал для своей семьи и подруги не успевших удрать от него голубей, а затем усевшись и общипав добычу, подзывал свою супругу нежными булькающими звуками. Мадам, имеющая в два раза больше веса, степенно подлетала на любимое обоими раздаточное бревно, и пара, поклонившись друг другу, разбегалась в разные стороны: самка несла пропитание к себе в гнездо, а самец, почистившись и встряхнувшись, немного поразмышляв на верхушке сосны о «суете жизни», улетал за очередной жертвой. В гнезде самку ждала бурная встреча, которая еще раз доказывает, в какой степени любовь зависит от желудка. Малыши, почувствовав тяжелый подлет любимой мамочки с завтраком к гнезду, преображались из вяло лежащих загорающих курортников в обозленную кричащую очередь около билетного окошка на поезда дальнего следования.
Я, осмотрев толстое дерево, более напоминающее цилиндрический письменный стол, нежели изящную русскую березку, начинал изобретать пути подхода к гнезду. Для этого годились стоящие рядом деревца, более похожие на гимнастический канат, чем то дерево, на ко-тором находилось гнездо. Главным в этой ситуации было — добраться до нижних ветвей толстого дерева с помощью предусмотрительно захваченной веревки. Ее следовало швырять с верхушки дерева-плацдарма и таким образом притягиваться к основному дереву. Обычно я с огромным энтузиазмом лез половину расстояния до гнезда, который затем начинал падать в соответствии с каждым пройденным сантиметром в арифметической прогрессии, причем прогрессия увеличивалась с частотой взглядывания вниз, и кажущаяся до толе близость гнезда устремлялась в космические высоты. А ценность птенца ястреба-тетеревятника соответственно уменьшалась с каждым взятым в высоту метром. Зная эту свою слабость, я обычно смотрел только вперед и вверх, и только так, карабкаясь с дерева на дерево, на высоте пяти-шести, а то и семи этажного дома, можно было достичь гнезда. Птенцы, конечно, не радовались моему появлению. Они затаивались в гнезде, выставляя при этом наблюдателя, внимательно разглядывающего меня во время моего прохода к ним, и, видимо, заключали друг с другом пари, упаду я или нет, причем самка периодически нападала на меня, когда я находился на финишной .прямой, впрочем, не осмеливаясь при этом до меня дотронуться и лишь демонстративно, буквально в сантиметре пролетая над моей незащищенной головой, шарахалась лишь тогда, когда я гневно на нее взглядывал. Птенцы были настроены не менее радушно и, заваливаясь на спину, пытались ухватить меня за руку. В такой жизнерадостной обстановке мне предстояло выбрать нужного индивидуума, предназначенного украсить мою будущую охотничью биографию. Как правило, я брал самого большого и здорового птенца не только по возрасту, но и по габитусу, выбирая самку, которой суждено стать грозным зайце- и утколовом. Только после возвращения на землю я чувствовал себя на этом свете и переставал прощаться с жизнью, как во время путешествия к гнезду. В связи с этим мне вспоминается, как позже, на севере, окруженный скопищем комаров с мошкой, я лез на ель с обломанной верхушкой, на которую орлан-белохвост водрузил огромное гнездо. Это было самое огромное гнездо, которое я когда-либо видел в своей жизни. Оно напоминало именно такое, в котором восседал в наших русских сказках соловей-разбойник. Единственное различие состояло в том, что если у соловья-разбойника гнездо было легко доступным, и поэтому он постоянно в нем обретался, то желая добраться до гнезда орлана-белохвоста, можно запросто свернуть шею. Вы долезаете под самое гнездо, и оно буквально нависает над вами, как шляпка гигантского гриба, и все это на высоте нескольких десятков метров. Чтобы попасть внутрь, надо всего лишь, вообразив себя мухой, вцепиться в гигантский карниз и ползти снизу до края гнездышка, имея под своей спиной зияющую пустоту.
Не имея желания в одно прекрасное утро продемонстрировать свободный полет кукушки под просторами очередного гнезда, я стал серьезно размышлять, как бы с меньшим риском получить столь желаемые для моего сердца экземпляры хищной фауны. Плел всевозможные сети, делая из них всевозможные модификации ловушек, ходил в поле, пробуя их действие, а также пользуясь накопленными знаниями психологии птиц. Как оказалось, можно быть хорошим наблюдателем, уметь определять птиц в природе по оперению, характеру полета, поведению, но совершенно не понимать смысла ловли. В начале своей деятельности я выходил на край поля, граничащий с лесом, ставил шалаш, а на некотором расстоянии выставлял новоизобретенную ловушку — и … никого не ловил. Ястреба просто пролетали надо мной, возвращаясь со своих кормных мест. Так я понял значение кормовых угодий птиц для их ловли.
Из ловушек я остановился на опаднушке и тайнике, которые общеизвестны ловцам воробьиных. Опаднушка представляет собой высокие шесты, на которых посредством легко выпадающих прищепок крепится сеть, так, чтобы ее не сдувало ветром, но так, чтобы при ударе крыльями она неизбежно падала на неосторожную птицу. Установка дан-ного комплекта у меня неизбежно вызывала раздражение: длинная сеть постоянно запутывалась между шестами и какими-то одиночными травинками, как всегда попадавшимися в самый ответственный момент навешивания сети. Если вы устанавливаете ловушку со своим другом, то у вас постоянно возникает подозрение, что он активно мешает и путает сеть, ловко нацепляя ее на самые не-подходящие предметы. Озлобляясь, вы дергаете с остервенением с таким трудом установленную конструкцию, и все заваливается прямиком на вашего компаньона. Компаньону это на редкость быстро надоедает, и он начинает стенать о том, что вообще-то не стоило с вами идти, слушать нелестные замечания в свой адрес и путаться в этой дурацкой сети, что лучше было бы ее просто выкинуть, не мучиться самому и не мучить других нормальных граждан. Полную противоположность всегда представляла для меня установка тайника. Ведь сети там ровно на столько, чтобы прихлопнуть ястреба, и ровно на столько, чтобы она не цепляла окружающие предметы. Ее не сдувает при неожиданных порывах ветра, когда птица подлетает к ловушке. К тому же тайником можно поймать решительно все: и ястреба-тетеревятника, и ястреба-перепелятника, и канюков, всевозможных луней, обыкновенных пустельг, с помощью тайника я как-то даже поймал беркута, так красиво именуемого на английском языке золотым орлом.
Ястребиные кормные места представляют собой скопление различных видов животных: голубей, ворон, крыс, мышей, сусликов, которые, в свою очередь, скапливаются в определенном месте под воздействием погоды или при наличии обильной пищи. Поэтому я стал наблюдать, где выгоднее всего находиться жертвам ястребов во время ловли. Действительно, голуби скапливаются, особенно ранним утром, на различных фермах, зернохранилищах, токах. Там же шустрят ястреба, и если есть в данном регионе соколы, которые способны ловить голубей, то и они яркими черными и серыми молниями проносятся над скоплением голубей, вызывая их всполохи, в неразберихе которой они с легкостью находят себе добычу. Ястреба более коварны — они неожиданно вылетают из самых невероятных мест, где, затаившись, сидели, ожидая своего часа и наиболее выгодного расстояния для внезапного успешного броска. Они хватают добычу, мнут ее своими сильными лапами, а после, если не съедают ее на месте, тяжело по прямой отправляются в какое-нибудь укромное местечко.
В подмосковье, сразу за кольцевой автодорогой ( МКАД), в зимнее время в 70-х-80-х годах скапливалось огромное количество крыс, которые искали себе пропитание на оставшихся после уборки урожая полях. Ястреба поэтому с превеликой охотой остаются на зимовку около города и вылавливают крыс, тем самым помогая нашему родному сель-скому хозяйству. Наблюдал я также, как в местах обитания соколов, где в неубранных стожках сена благоденствует мышиный народ, протаптывающий дорожки в замерзшей не скрытой снегом земле, передвигается по ним, что твой трамвай, словно по рельсам, никуда при этом не сворачивая. И сокола, восседавшие при стремительном ветре на различных электроопорах, легко, словно в тихую безветренную погоду, падали вниз, хватая зазевавшихся мышек на их рельсах.
Самое тяжелое для меня было в процессе ловли хищных птиц — это подъем ранним утром, когда, дрожа от холода и чувствуя себя совершенно несчастным, выползаешь из теплой постели и плетешься к первому поезду или автобусу, а затем с не меньшим сожалением покидаешь теплый салон пригородного автобуса и бежишь на заранее облюбованную точку ловли. Самое грустное – это ловля зимой, да еще когда завывает ветер. Установка сетей голыми руками просто отвратительна: пальцы от холода перестают гнуться и начинают подозрительно болеть. Для согревания ныряешь в не менее холодный, но хоть защищающий от ветра шалаш, где начинаешь совать окоченевшие руки куда ни попадя — и в валенки, и в штаны, пока не согреются. Голубь, которого ты привязал для подманивания хищника и которого приходится периодически дергать, тоже периодически замерзает и приходится повторно вылезать и менять его. Так и сидишь целый день, дергая и перевязывая приманку и чувствуя, как холод начинает медленно, но верно прокрадываться в валенки, поднимаясь все выше и выше, заставляя дрожать все тело. Под конец ловчего дня ты представляешь из себя печальное зрелище прыгающего, дрожащего субъекта, который неровной и одеревеневшей походкой передвигается в направлении дома.
Всю «прелесть» зимней ветреной ловли я значительно позже, после службы на срочной в армии, полностью испытал в районе Саянских гор. Там периодически задувал сильный ветер, под местным названием «Хакас».
Ловить соколов оказалось более трудным занятием, нежели ловить ястребов, потому что ястреб обыкновенно хватает приманку и усаживается на нее, давая тебе дернуть тайник и накрыть его полностью тем огромным куском сети, который ты нацепил на палки. Сокола же начинают выпугивать приманку, заставляя ее взлететь, чтобы поймать ее в воздухе. Они по нескольку раз проносятся над добычей, тщетно пытаясь поднять ее в воздух, и часто только конкуренция заставляет птиц спешить и попадаться на приманку. Если сокол один, то после того, как привязанный голубь осечется и сядет обратно на землю под действием привязанной к нему бечевы хищник садится рядом и долго смотря на него, иногда в течение часа, прежде чем соберется с духом и повторит пoпытку. Все это время ты сидишь в шалаше, затаив дыхание, и ждешь, когда ж-эта птица осмелеет. Естественно, именно в этот момент хочется чихнуть, или кашлянуть, или ощущаешь, что тебе как-тo особенно некомфортно сидеть и необходимо переменить свое положение. Но ты героически выдерживаешь эти томительные минуты. И в конце концов сокол клюет и хватает приманку. Далее ты с облегчением захлопываешь сетку и буквально выметаешься из шалаша, спеша к захлопнутой ловушке, чтобы птица не успела выскочить из-под нее и оставить тебя с носом. При выпутывании из сетки сокола необходимо сразу фиксировать голову с сильным клювом и не менее мощные лапы с острыми когтями, иначе будешь полностью разодран и окровавлен. После выпутывания птицы из сетки завертываешь ее в кусок материала или как он еще называется, в пеленку и кладешь около себя в шалаше. После установки ловушки опять забираешься в шалаш и тут начиналось главное действо, а именно ты с любовью рассматриваешь птицу, которую ранее видел лишь издалека! Не передаваемое зрелище и непередаваемые ощущения!. Недаром сокола называют царской птицей — это сильная личность с огромными темными глазами огромными паукообразными лапами внушительным, но в то же время изящным клювом, придающим птице гордый и прекрасный вид. Вся красота этой птицы становится доступной после ее приручения. Уже во время совместной охоты, когда в свободном стремительною полете она проносится высоко в воздухе в погоне за чирком, делая незначительные скупые взмахи крыльями, черной молнией догоняя улепетывающую утку- ты испытываешь восторг.
Во время долгих часов бдения в шалаше поневоле становишься свидетелем деятельности окружающих птиц и животных: легко плывущей по полю лисицы, и любопытного суслика с блестящими черными глазками, выглядывающего из своей норки, и деловито снующих куропаток, собирающих остатки урожая. Белоснежной ласки пробегающей по своим делам мимо. И над всем этим великолепием парят орлы-могильники, или канюки которых гоняют отважные соколки дербники, если пернатые гиганты случайно залетят к ним на гнездовую территорию. Ловчие птицы часто при охоте теряются или улетают от своего хозяина, возвращаясь обратно в природу. Поэтому прямого урона от деятельности опытного сокольника нет. Такие улетевшие птицы с завидной регулярностью становятся родителями и успешно выращивают своих птенцов на воле, познакомившись со своим будущим супругом или супругой. Я лично был неоднократным свидетелем такого положения и, мало того, часто слышал о подобном от знакомых сокольников. В то же время хищную птицу часто подстреливают на чучело какой-нибудь зарвавшийся охотник. Неправильно сделанные электроопоры также ежегодно собирают свою дань с хищной братии, и тогда можно ходить, особенно в период пролета, под линиями высокого напряжения, и находить массу птичьих трупов. Брошенные удобрения, включенные в пищевую цепочку, оседают в организме хищника, являющегося в таком случае своеобразным сборником химикатов. Можно перечислять много подобных причин, где не последнее место займет хозяйственная деятельность человека. Все это отнюдь не скрашивает жизнь хищных птиц. Поэтому всегда определенный процент молодых хищников погибает в природе, и сокольник, взяв птенца, научив его охотиться, а значит и жить в дальнейшем в природе, помогает данному виду выжить. Если ловчая птица, по тем или иным обстоятельствам покинув своего хозяина, возвращается в природу, она моментально дичает и становится такой же дикой, как ее дикие собратья, и также не подпускает к себе охотника на выстрел.
Последнее изменение: Май 24, 2022, 5:53 д.п.